Железная трава – Бахметьев Владимир — Железная трава, скачать бесплатно книгу в формате fb2, doc, rtf, html, txt

Трава Железняк: лечебные свойства и противопоказания

Железняк – целебная трава с лиловыми соцветиями, многолетнее растение, известное как зопник колючий. Лихорадочный корень, заячья трава – это все синонимы названия растения. Для лечения пригодны семена, надземная часть и корень. Период цветения длится с июня по июль, плоды появляются в последних числах августа.

В состав лекарственной травы входит ситостерин, вещество, которое относится к стероидам, препятствует образованию раковых клеток и влияет на уровень холестерина, уменьшая его всасываемость в кишечнике.

1

Полезные свойства

Трава железняк содержит флавоноиды (антиоксиданты природного происхождения), которые оказывают комбинированное действие на организм человека: обладают антибактериальными, желчегонными и мочегонными свойствами, укрепляют стенки капилляров, замедляют процесс свертываемости крови.

• Смотри как я на пенсии выращиваю дома грибы на 55 000 р. каждый месяц! Возьми 3-х литровую…

  Читать далее ►

Среди компонентов – растительные слизи, которые одновременно оказывают несколько действий: мягко выраженное слабительное, противорвотное, анальгезирующее, иммуномодулирующее и обволакивающее.

Присутствуют тритерпиноиды – вещества, участвующие в процессах синтеза гормонов и обмена веществ, а также обладающие жаропонижающими свойствами и способностью тормозить рост опухолевых образований злокачественного характера.

Есть и эфирное масло – компонент, который одновременно действует как анальгезирующее, антибактериальное, седативное и противовоспалительное вещество. Благодаря его воздействию на кожный покров тормозятся процессы распространения грибков и опасных бактерий, быстро восстанавливаются поврежденные участки кожи. Масло улучшает обмен веществ, помогает организму очистить стенки бронхов и легких, покрытые мокротой.

Имеются и горечи – вещества, особенностью которых является выраженный горький вкус. Они нормализуют микрофлору кишечника и аппетит. Гликозиды, присутствующие в траве железняк, положительно влияют на деятельность сердечно-сосудистой системы, улучшают состояние сердца.

Кремниевая кислота укрепляет ногти и волосы, участвует в иммунных и обменных процессах, в процессе формирования костной ткани, при остеопорозе обеспечивает защиту костей от чрезмерной хрупкости. Дубильные вещества сочетают в себе несколько свойств – вяжущие, антиоксидантные, антисептические, способствуют очищению организма от токсинов и шлаков.

В состав растения входят витамины В₂, К, А, С, Е, которые укрепляют стенки сосудов и кости, улучшают зрение и регенерацию тканей, нормализуют липидный обмен, способствуют устранению нарушений в работе иммунной и пищеварительной систем, защищают организм от формирования тромбов, оказывают антиоксидантное и мочегонное действие.

Трава железняк содержит и другие полезные компоненты, среди них микроэлементы, перечень которых представлен железом, цинком, медью и марганцем. Железо в сочетании с медью восстанавливает нормальный уровень гемоглобина в крови. Кроме того, медь полезна для эндокринной системы. Цинк устраняет нарушения в работе предстательной железы, улучшает состав спермы. При наличии достаточного количества марганца ускоряются процессы регенерации тканей.

Одним из наиболее важных компонентов эфирных масел растения является цитраль – вещество, с помощью которого успешно лечат конъюнктивит. Для этих целей лечебную траву собирают в период, когда происходит ее цветение. Растение сушат в помещении при соблюдении рекомендованной температуры воздуха (не более 50°C), расфасовывают в бумажные пакеты или герметично закрывающиеся стеклянные емкости.

2

Показания

Лечебные свойства железняка разнообразны. Средствами, приготовленными из этого растения, рекомендуется лечиться при таких заболеваниях и состояниях, как:

• Нарушения в работе пищеварительной системы. Отмечается польза при колите, гастрите с низким уровнем кислотности пищеварительного сока, запорах, язвенных поражениях, дисбактериозе. Средства из железняка нормализуют процесс переваривания пищи, обволакивают кишечник и желудок изнутри, предотвращая и устраняя раздражение слизистой.
• Цинга. Листья растения богаты аскорбиновой кислотой, что позволяет успешно бороться с цингой.
• Воспаление десен, стоматит. От этих проблем удается избавиться благодаря антисептическим, вяжущим и ранозаживляющим свойствам железняка.
• Аденома, простатит, проблемы с потенцией.
• Анемия. Повышение гемоглобина происходит за счет наличия в составе травы меди и железа.
• Атеросклероз, аритмия, ишемическая болезнь сердца.
• Геморрой, трещины прямой кишки. Компоненты растения способствуют устранению венозных узлов и тромбов в венах.
• Артрит, ревматизм. При местном применении тормозятся воспалительные процессы, исчезает боль.
• Бронхит, остро протекающие респираторные заболевания, пневмония. Нейтрализуется негативное влияние вирусов, дыхательные пути очищаются от мокроты, снижается температура тела и останавливается воспалительный процесс.
• Недостаточное количество грудного молока.
• Гипотония. В результате разжижения крови происходит повышение АД.
• Различные кожные поражения. Составляющие железняка не позволяют развиваться воспалениям и размножаться микробам, потому регенерация кожного покрова происходит быстрее.
• Пищевые отравления. Растение очищает организм от токсинов, устраняет симптомы отравления и нормализует микрофлору кишечника.
• Онкологические заболевания. Трава железняк снижает риск развития рака.
• Патологии печени, желчного пузыря.
• Воспалительные процессы в мочевом пузыре и почках.

3

Перечень противопоказаний

Существуют такие противопоказания к применению железняка:

• повышенная свертываемость крови;
• высокие значения АД;
• атонические запоры;
• чрезмерная чувствительность организма к составляющим травы;
• период вынашивания ребенка.

Не стоит долго пользоваться средствами, приготовленными на основе железняка, т. к. примерно через месяц после начала лечения может возникнуть раздражение слизистой желудка.

4

Народные рецепты для лечения

Настой:

• Соединить сухое сырье (2 ст. л.) и холодную воду (1 л).
• Поставить заполненную емкость на медленный огонь. Дождаться, когда жидкость закипит, выключить огонь и оставить отвар под закрытой крышкой для настаивания на протяжении 24 часов. Дополнительно укутать емкость полотенцем.

Готовое средство процедить, использовать для лечения язвы желудка. Рекомендованная разовая дозировка — 0,5 ст. Время применения — до еды (за 30 мин.), частота — 3 раза в день. Минимальная продолжительность курса лечения — 7 дней. Употреблять настой рекомендуется до полного излечения.

С помощью настоя можно лечить вирусный гепатит. Дозировка — 1 ст. л. Частота применения — каждый час.

Приготовленным средством лечат простуду. Рекомендованная доза — 1/3 стакана. Им же избавляются от зубной боли и боли в голове, используя всего 1 ст. л. натурального лекарства. Настой способствует повышению потенции, с этой целью его употребляют до еды по 3-4 раза в день. Рекомендованная дозировка — 200 мл.

Избавиться от кожных заболеваний и болезней суставов можно с помощью примочек и ванночек из настоя железняка:

• Залить сухую траву (20 г) кипятком (1 л).
• Когда средство настоится на протяжении часа, процедить его и делать для пораженных участков тела ванночки продолжительностью 30 мин. Частота применения — 2-3 раза в день.

Железняк эффективен при многих болезнях. Хотя большинство противопоказаний и являются относительными, необходимо проконсультироваться с врачом, соблюдать продолжительность курса лечения, установленную дозировку средства и другие рекомендации.

plantsmed.net

трава лечебная. Свойства, применение, противопоказания :: SYL.ru

Трав, обладающих целебными свойствами, великое множество. И каждая из них обладает своим набором полезных качеств. Но железняк в этой группе стоит отдельно, чему способствуют его свойства и уникальные целительные эффекты. Неспроста в древности знахари наделяли его и вовсе магической силой, которая позволяла справляться с неизлечимыми болезнями. В наши дни трава железняк, лечебные свойства которой широко используются в народе, также популярна в разных регионах мира. Россия входит в число стран, в которых она произрастает, поэтому отечественной медицине этот целитель также знаком.

Описание растения

Растет железняк преимущественно в Северном полушарии. Если говорить о нашей стране, это будет Урал. Также его можно найти в Южном регионе и на Украине. Железняк является представителем многолетних трав и входит в семейство губоцветных. По высоте он достигает 120 см, но в среднем рост варьируется от 90 до 100 см. Кустистый стебель имеет удлиненные листья овальной формы с короткими черешками. Благодаря шероховатой поверхности стебля и листьев, железняк-трава защищается от испарения влаги в жару. В период летнего цветения в его пазухах распускаются ароматные лиловые цветки, которые собираются в мутовки. В августе начинается созревание темно-бурых семян. Они появляются в продолговатых орешках, заключенных в чашечку. Собственно, эти части и представляют интерес как для лечебных целей, так и для кулинарных. Кроме этого, выращивание железняка на собственном участке может способствовать и декоративной функции как элемент облагораживания территории.

Лечебные качества

Хотя наибольшей популярностью среди народных лекарей пользуются семена и цветки железняка, есть множество способов применения и корней с листьями и стеблями. Железняк — трава, которая содержит следующие элементы:

• Вещества группы дубильных.
• Витамин В.
• Гликозиды.
• В клубнях содержатся сапонины.
• Алкалоиды.
• Аскорбиновая кислота.
• Каротин.
• Эфирные масла.

Трава дает мочегонный эффект, снижает развитие грибков, повышает качество свертываемости крови, устраняет болезнетворные бактерии и в частности трихомонад. Общее действие всех частей растения заключается в укреплении иммунитета. Также наблюдается активность тонизирующих элементов, выработке которых способствует трава-железняк. Лечебные свойства растения проявляются в процессе применения отваров, настоек и примочек. В лечении желудочных заболеваний допускается прием внутрь.

Применение железняка

Способов применения железняка — огромное количество. Если говорить о настойках, то наиболее популярным будет следующий рецепт. Сухие заготовленные части травы массой 15 г измельчаются, после чего их заливают кипятком (250 мл). Далее емкость, в которой выполняется приготовление, закрывается на 4 ч. Затем настойка фильтруется и может употребляться. Принимать ее необходимо не более 4 раз в день до еды и по 2 ст. л. В таком виде железняк-трава благотворно действует на кишечник, поджелудочные железы и в целом на ЖКТ.

Также популярны отвары на основе семян и корней этого растения. Корни подвергаются измельчению и смешиваются с семенами. Грамм 15 такой смеси нужно залить стаканом воды, после чего кипятить ее на медленном огне. В отфильтрованном и охлажденном виде такой отвар следует принимать каждый день по 3 раза перед едой. В данном случае железняк-трава, применение которой рассчитано на употребление вовнутрь, используется в лечении мочеполовой системы.

Сбор и хранение железняка

Собирать траву необходимо в период летнего цветения, когда бутоны набирают силу и концентрируют в себе наибольшее количество питательных веществ. Как отмечают фитотерапевты, лучше проводить сбор утром и вечером. При этом желательно обращать внимание на боковые веточки травы, так как их части наиболее эффективны в применении и больше подходят для заготовок. Далее собранная железняк-трава сушится на свежем воздухе и под навесом. Использование искусственных сушилок, вентиляторов, фенов и другой техники полностью исключается, так как их воздействие может загубить часть полезных элементов лечебной травы. Чтобы процесс естественного просыхания шел быстрее, траву нужно редко расстелить 10-сантиметровым слоем и в ходе сушки время от времени переворачивать. Хранение надземных частей и корней желательно организовать в сухих мешочках так, чтобы к ним не проникал солнечный свет. Важно отметить, что трава применяется преимущественно в сушеном виде.

Противопоказания

Как и любое растение с сильнодействующим лечебным эффектом, железняк имеет ряд ограничений. Конечно, строгих врачебных предписаний, которые бы запрещали использование этого средства, нет, но все-таки следует помнить о некоторых особенностях, которыми обладает трава железняк. Противопоказания, в частности, относятся к таким недугам, как атонические запоры, гипертония и повышенная свертываемость крови. Опять же, перечисленные ограничения носят рекомендательный характер, и если планируется принимать железняк в медицинских целях, то следует проконсультироваться с врачом. Возможно, при определенных условиях снижения дозировки или параллельном приеме других лекарств будет дан положительный ответ.

Заключение

Сегодня в аптеках все чаще встречаются лекарства, в рекламе которых делается акцент на применении в составе натуральных растений. Как правило, это дорогостоящие лекарства, изготовленные в далеких от России странах. В этой связи приятно осознавать, что в ближайшей доступности есть трава-железняк, лечебная функция которой давно себя зарекомендовала в народе. При сбалансированном и продуманном использовании этой травы есть все шансы преодолеть многие заболевания и практически бесплатно. Достаточно приступить к сборам растения, вооружившись рецептами приготовления его частей. В дальнейшем все зависит от добросовестности в приеме народного лекарства. Возможно, железняк не искоренит заболевание полностью, но положительный сдвиг с высокой долей вероятности будет.

www.syl.ru

Трава железняк: лечебные свойства и противопоказания

Целебная трава железняк – многолетнее растение с лиловыми соцветиями. Она известна также под названиями зопник колючий, заячья трава, лихорадочный корень. Цветет в июне–июле, плоды созревают в конце августа. В лечебных целях используют надземную часть, корень и семена. Чем полезен железняк?

Содержание статьи:

1. Флавоноиды являются природными антиоксидантами, имеют антибактериальные, мочегонные, желчегонные свойства, укрепляют капилляры, замедляют свертываемость крови.
2. Слизи растительные обладают обволакивающими, иммуномодулирующими свойствами, оказывают мягкое слабительное, обезболивающее, противорвотное действие.
3. Горечи обладают выраженным горьким вкусом, способны повышать аппетит, восстанавливать микрофлору кишечника.
4. Эфирное масло обладает антибактериальными, противовоспалительными, обезболивающими, седативными свойствами. Заживляет раны, выводит мокроту из легких и бронхов. Способствует ускорению обменных процессов организма, подавляет рост болезнетворных бактерий и грибков.
5. Стероиды (ситостерин) уменьшают всасывание холестерина в кишечнике, предотвращают развитие раковых клеток.
6. Тритерпиноиды участвуют в обменных процессах, синтезе гормонов. Подавляют рост злокачественных опухолей, являются жаропонижающим компонентом.
7. Дубильные вещества имеют антисептические, антиоксидантные, вяжущие свойства. Выводят из организма шлаки и токсины.
8. Микроэлементы: цинк, марганец, медь, железо. Цинк регулирует работу предстательной железы у мужчин, улучшает качество спермы. Марганец участвует в работе нервной системы, способствует ускорению регенерации тканей. Медь стимулирует функционирование эндокринной системы, вместе с железом повышает уровень гемоглобина в крови.
9. Витамины А, В₂, Е, С, К укрепляют иммунитет, кости, стенки сосудов. Улучшают зрение, пищеварение. Ускоряют липидный обмен. Имеют мочегонные и антиоксидантные свойства. Препятствуют образованию тромбов.
10. Гликозиды стимулируют работу сердечно-сосудистой системы, улучшают функцию сердечной мышцы.
11. Кремневая кислота формирует костные ткани, предотвращает их хрупкость при остеопорозе. Укрепляет структуру волос, ногтей. Участвует в обменных, иммунных процессах.

Эфирное масло травы железняк является источником цитраля, который применяют в офтальмологии для лечения конъюнктивита. Заготовку целебной травы необходимо делать в период цветения. В данный период в растении содержится наибольшее количество эфирных масел. Железняк срезать и сушить в теплом сухом помещении. Температура не должна превышать 40–50 °C, чтобы трава не потеряла свои лечебные свойства. Хранить ее можно в бумажных пакетах или герметичной стеклянной таре. Также сушить следует и корень растения.

Показания к применению

1. Вербена нормализует работу органов пищеварения, обволакивает стенки желудка и кишечника, защищает от раздражения. Лечит гастрит с пониженной кислотностью, язвы, дисбактериоз, запоры, колит.
2. Рассасывает венозные узлы, устраняет тромбы в венах при геморрое. Наружное применение способствует заживлению ран, трещин прямой кишки.
3. В листьях железняка содержится большое количество витамина С, что незаменимо при лечении цинги.
4. Вяжущие, ранозаживляющие, антисептические свойства травы помогают при лечении стоматита, воспалительных заболеваний десен.
5. Зопник укрепляет кровеносные сосуды, сердце. Применять его следует при терапии аритмии, ишемической болезни сердца, атеросклерозе.
6. При острых респираторных заболеваниях, пневмонии, бронхите растение выводит мокроту, снимает воспаление, понижает температуру, борется с вирусами.
7. Мужчинам трава помогает улучшить потенцию, лечить простатит, аденому.
8. Компоненты железняка разжижают кровь, повышают давление при гипотонии.
9. Эффективно применяют траву при воспалительных заболеваниях почек, мочевого пузыря: пиелонефрите, цистите. Снимается воспаление, оказывается мочегонное действие.
10. При ревматизме и артрите помогают лечебные ванны и местное применение железняка. Растение снимает боль, воспаление.
11. При экземах, язвах, незаживающих ранах, сыпи происходит регенерация кожных тканей благодаря антимикробному и противовоспалительному действию.
12. Желчегонное и антимикробное действие помогает лечить недуги печени, желчного пузыря: гепатит, острый холецистит, желчнокаменную болезнь, дискинезию желчевыводящих путей.
13. Микроэлементы железо и медь повышают гемоглобин в крови при анемии.
14. Трава выводит токсины из организма при пищевых отравлениях. Восстанавливает нормальную микрофлору кишечника, останавливает рвоту, диарею.
15. Применять траву желательно для профилактики раковых новообразований.
16. Растение способствует повышению лактации при грудном вскармливании.

Рецепты

Для приготовления отвара взять 2 ст. л. сухой травы, залить 1 л холодной воды. На медленном огне довести до кипения. Накрыть крышкой, укутать полотенцем и оставить на сутки настаиваться. После приготовленный отвар процедить. При язве желудка отвар принимать по ½ стакана за 30 минут до еды. Повторять процедуру 3 раза в день. Пить средство до полного выздоровления, но не меньше 1 недели. При вирусном гепатите отвар из листьев пить по 1 ст. л. через каждый час. Для повышения потенции у мужчин отвар принимать 3–4 раза в день перед едой по 200 мл. При лечении простудных заболеваний разовая доза составляет 1/3 стакана. Всего 1 ст. л. отвара вербены поможет снять головную, зубную боль.

При лечении артрита, ревматизма, трофических язв и экземы следует пораженный участок или сустав погрузить в емкость с лечебным отваром на 30 минут. Для приготовления ванны взять 20 г травы, залить 1 л кипятка, накрыть и настоять 1 час. Процедуру рекомендуется повторять 2–3 раза в день до улучшения состояния. Ванны помогут снять боль, воспаление, зуд, раздражение, ускорят заживление ран.

Спиртовая настойка: в 0,5 мл водки добавить 50 г травы, настоять 7–10 дней. Принимать по 1 ст. л. 3 раза в день для лечения псориаза, геморроя, простудных заболеваний.

Масло железняка использовать для наружного лечения при язвах, ожогах, ранах. Удачно применять его в косметологии при изготовлении масок для лица. Средство увлажняет кожу, придает ей здоровый вид. Сушеный измельченный корень можно использовать для наружного лечения ран и язв.

Ограничения в использовании

1. Гипертония. Растение повышает артериальное давление.
2. Повышенная свертываемость крови.
3. Осторожно применять при беременности. Трава может вызвать сокращения матки и привести к выкидышу.
4. Атонические запоры.
5. При длительном употреблении (более 1 месяца) железняка может появиться раздражение слизистой оболочки желудка.
6. Индивидуальная непереносимость составляющих компонентов растения.

Большинство противопоказаний являются относительными. Необходимо соблюдать правильную дозировку и сроки лечения. При сопутствующей медикаментозной терапии железняк может уменьшать эффект препаратов.

narodnymi.com

Железная трава (сборник). Содержание — ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА Повесть

— Красное, красное… — цедил он сквозь зубы. — А ну-ка, зыркни, сестричка, буркалами-то своими туда вон, к Лискам… Правей, правей!

Она метнула взором, следуя за его рукою с зажатым в кулак биноклем, и охнула.

Плешивый скат холма сплошь ощетинился острыми дротиками, и белый флажок, трепыхаясь, развевался над ними. «Казаки! Засада…» — едва не закричала Фроська и, по-дикому плеснув взором в чужое лицо, рванулась вперед.

— Стой, не торопись! Не торопись, сестрица, без тебя каша доварится… — рокотал он над нею, охватывая ее обеими руками.

Стояли в крепком обхвате, как любовники после разлуки, и глаза его полны были злорадства, а у Фроськи трепетал каждый мускул, подобно степному хорьку в капкане.

— У-ах!..

Она скользнула вниз, к его ногам, прянула в сторону. Ярче вспыхнуло солнце, поплыло навстречу неудержимо.

Бежала, что было силы, и при каждом прыжке земля как бы подбрасывала ее вверх. Воздух, взвихряясь, бил в глаза, в уши, в самое сердце Фроськи.

«Враг с фланга! С фланга, с фланга… Засада!»

А человек во френче скакал вслед, и в тот момент, когда трухлявая кочка, рассыпавшись под ногою, рванула Фроську вниз, он на лету подхватил ее, смял, и оба, сцепившись, грохнули под откос, вспахивая пыльные борозды.

Из чертополоха взмыл стервятник, косым взлетом окунулся в небо и тревожно закрутил над курганом.

Чужое, тяжелое тело связало, опутало, придавило к земле. Фроська била руками в грудь ему, царапала скулы, всаживала зубы в подбородок, в плечо его… Но силы покидали ее.

— Сдавайсь… сестричка!..

Что-то новое послышалось в его хриплом прерывистом голосе. Крепкие, злые рывки мужских рук сменились тугими объятиями. Еще он упирался в ее колени своими — жесткими и беспощадными, а пальцы уже по-иному, неотвязно и жадно, нащупывали ей плечи, и в синих влажных глазах его загорелись безумные огоньки.

— Моя, не уйдешь…

Внезапно одним ударом локтя он запрокинул ей голову, припал к ней, вдавил губы в окровавленную ее щеку.

— Ы-ой!.. — вскрикнула она задыхаясь.

Остроухий зверек услышал голос, вскинулся на лапки и замер. Знойная тень, шелестя, накрыла его, брызнула кровь, могучие крылья рассекли воздух, и долгий писк, похожий на звук разорванной струны, потянулся от земли к солнцу.

— Пусти!.. — простонала глухо Фроська и вдруг, вся выгнувшись, рванула у него из кожанки наган. Он перехватил ее локоть, сцапал, кинул наган в траву.

— Сдавайсь…

— Нет… сволочь!..

Тогда, подхватив за поясницу, он приподнял ее, качнул из стороны в сторону и пал на нее всей своей тяжестью. Камень-голыш уперся ей в спину, и от боли она застонала.

— Пусти…

Но уже не слышал ее голоса желтый френч. Был он близок к цели, жаркий, жадный, ослабевающий.

Глотая кровь и слезы, Фроська изогнулась в последнем усилии, запрокинула руку и, вырвав из-под спины тяжелый голыш, с силой ударила им в бритый висок.

Он взвыл, дико, по-волчьи, шарахнулся прочь. Протирая глаза от хлестнувшей по ним крови, Фроська поднялась на ноги и кинулась прочь.

Оглянувшись, приросла к месту. Френч стоял на коленях. Голова его, залитая кровью, ходила ходуном, Как у огородного чучела под ветром, темная повязка, разодранная, колыхалась над кривым плечом, правая рука вытянута вперед, и в ней — наган!

На бегу слышала за собою Фроська выстрел — один, другой… Еще и еще!.. Что-то обожгло ей плечо, вонзилось каленым острием в лопатку… Она уже не бежала, а неслась вихрем, ничего не ощущая, ни о чем не думая, кроме одного: «Засада, засада!»

Перемахнула через ручей, чуть не свалилась в ложбинку и вновь — вперед, вперед, туда, где, подобно теням на белой лучистой стене, маячили в солнечном зареве фигуры стрелков…

Ближе, ближе! Вот уже различала она стволы винтовок за плечами в переднем ряду и то, как мерно, будто на смотру, вышагивал конь под бравым седоком.

Напрягши силы, Фроська собиралась поднять руку, прокричать всею грудью: «Стой! Засада…» Но голос вырвался у нее стоном и рука беспомощно повисла, словно свинцом налитая. Сверлящая боль прорезала ей грудь, сперла дыхание, подкосила ноги… Только бы не свалиться!.. Перед глазами то вспыхивали солнечные зайчики, то вовсе темнело.

Стиснув зубы, шатаясь, зыбче перебирая ногами, она подвинулась вперед… Наконец, ее заметили. Взмахнув бичом, всадник круто повернул коня в ее сторону.

В полусознании, обливаясь кровью, она вдруг почувствовала чьи-то крепкие руки, бережно охватившие ее, раскрыла глаза, увидела склоненную к ней голову в фуражке с красной звездою на околыше.

— У Лисок… за холмом… казаки!..

Произнесла внятно, четко, чувствуя, как с каждым словом сваливалась давящая тяжесть с плеч.

И позже, осиливая забытье, с улыбкою на устах, с улыбкой никогда ранее не испытанного счастья, слышала Фроська звонкие сигналы горниста, чью-то голосистую команду, размеренно крепкий многоногий топот марша… И чудилось ей при этом, что где-то совсем, совсем близко, чеканя боевой шаг, проходил об руку со стрелками Ознайко, ее Петруша Ознайко.

«Вот и свиделись… — роняла она шепотком. — Свиделись…»

Подле, у самых носилок, стоял седоусый человек с красным крестом на рукаве, вслушивался в невнятный лепет раненой и дивился блаженной улыбке, не сходившей с мертвенно бледного девичьего лица.

«Вызволится, вызволится…» — ронял про себя седоусый и оборачивался в сторону холма, откуда вперемежку с винтовочными залпами доносилось гремучее «ура».

1920, 1952

ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА

Повесть

I

Большая, сложная, неповторимая работа, в которой своими жизнями участвовали тысячи рабочих и крестьян, происходила вдали от Солонечной. Еще десятки верст отделяли станцию от места боев. Не было слышно ни грохота орудий, ни гула земли под кавалерийскими ватагами, и не видно было зарниц по ночам. Казалось, ничто не угрожало мирной жизни. Люди неторопливо возились около складов, гоняли по путям паровозы. За станцией, в поселке, с утра до позднего вечера дымилась кузница, пели на заре пастушьи рожки, и по-обычному, как вчера, как год назад, раздольная степь оглашалась многоголосою песней труда.

Порою через станцию следовали эшелоны бойцов. Угрюмо и бесшумно, почему-то всегда ночью, подкатывали вагоны с огнеприпасами. Раз и два, сотрясая под собою почву, громыхали мимо, вне всякого расписания, тяжелые, в сизых латах броневые поезда.

Но ни эшелоны с бойцами, ни броневики с выглядывавшими из-под прикрытия орудиями тревоги на Солонечной не вызывали.

У эшелонов были автомобили на залитых солнцем площадках и кумачовые знамена, вздернутые под самые крыши вагонов. Красноармейцы, еще не ведая бессонных ночей, с веселым гоготом бегали взапуски по платформе. Броневики окружала орава ребят. Команда из матросов, пользуясь краткосрочной остановкой, рассыпалась по базару, тащила оттуда горячие лепешки, сало и арбузы, похожие на выкрашенные ядра. За матросами с площади следовали молодые торговки снедью; они жадно разглядывали стальной поезд, матросы зазывали их внутрь: «Лезь, не робей, весь механизм изнутри покажем!» Охотницы лезли и возвращались назад растрепанными и жаркими, как из бани. Их окружали, расспрашивали, они улыбчиво косили глазами на сторону, отмахивались. Потом в накаленные зноем стальные коробы взбирались другие, и оттуда, как из стогов сена, до самого сигнала отправления слышались ярый визг и хохот.

И вот все это оборвалось.

Какая-то тяжкая беда стряслась там, где не одну неделю отважные полки сдерживали натиск врага. Похоже было, что могучая незримая стена, которую толпами подпирали вооруженные люди, вдруг рухнула — и через степь, в черные дыры, зияющие между землей и ночным небом, потянуло невообразимо диким и жутким.

К Солонечной с юга двинулись поезда с эвакуированным имуществом, с полуразрушенными автомобилями, с фуражом и ранеными — под красным крестом. Из сел и деревень, опаленных близким дыханием войны, хлынули беженцы. Будто подстегиваемые бичами, они обгоняли друг друга, запружали переправы. С гиканьем и понуканиями бабы тащили за повозками коров, в повозках гремели цибарки, бочонки, ухваты. Дети лепились на возах как сливы на ветвях в урожайное лето. Псы, жеребята, овцы подымали вокруг обозов столбы пыли, и чудилось, что степь охвачена пожарищем.

www.booklot.ru

ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА

ИНГА АБЕЛЕ

Драма в двух действиях

Действующие лица:

Вильгельм Путнс

Лия — его жена

Алексис — их сын

Петерис Пагайлис по прозвищу Одинокий Волк — ухаживает за Вильгельмом

Ева — соседка

Санта — сестра Евы

Дина — соседка

Полицейский

If I could open my mouth. There’s so much I would say.
Like I can never be honest. Like I`m in it for the thrill.
Like I never loved anyone. And I never will.

LAURIE ANDERSON. BRIGHT RED

Часть I.

Поздний вечер, конец августа. Недавно построенный особняк. Полностью обустроена только центральная комната, в которой происходит действие. Слышно, как Вильгельм диктует на втором этаже.

Вильгельм. Надо занять жесткую позицию… по отношению ко всем этим вещам… которые вначале кажутся безобидными… безобидными… позже оказываются свинцом… так…
Через входную дверь входит Алексис и Ева. Оба какое-то время прислушиваются.
Алексис. Когда отец диктует, он ничего вокруг не видит и не слышит.
Поворачивается к Еве.
Алексис. Значит, так. Я был у тебя.
Ева. Хорошо.
Алексис. Около пяти, нет, около шести хотел ехать домой, – нет машины… Почему я не вызвал полицию? Почему, как ты думаешь?
Ева. Не знаю.
Алексис. Теперь уже нельзя не знать. Надо придумать.
Ева вздыхает.
Ева. Я не понимаю, зачем вообще это делаю.
Из кухни выходит Лия с бигудями в волосах. Она несет сложенную скатерть. Видит Еву, вздрагивает.
Лия. Алекс!.. Это не солидно! Во сколько ты обещал прийти?
Алексис. Мам, я тебе звонил, телефон был отключен. А на работе сказали, что ты не была там целый день.
Лия. Я сама устанавливаю для себя рабочее время.
Алексис. Где ты была?
Лия. Ну, хватит об этом. (Еве.) Здравствуйте.
Ева. Добрый день.
Лия. И как эту девушку зовут?
Алексис. Зовут ее…
Пауза.
Ева. Ева.
Алексис. Ева. Она живет в том фабричном доме.
Ева. В желтом.
Лия. Ах, в желтом… (Стелет скатерть на стол.) Мы, кажется, уже встречались.
Ева. Да. Ваш пес укусил моего сына.
Алексис. Морис укусил ребенка?
Ева. Не страшно.
Лия. Только страшный шум на весь свет.
Ева. Он от испуга все еще вскакивает и плачет по ночам.
Лия. Предлагаю еще раз – я заплачу. Сколько?
Ева. Не надо.
Лия. Сколько? Не ломайся, раз уж пришла.
Ева. Я пришла не за деньгами!
Входит Волк.
Волк. Ну почему, почему, почему женщины всегда так кричат…
Ева. Простите.
Волк. Мы никогда не просим прощения за других. Это плохой вкус.
Лия. Зови Вильгельма к столу.
Закрыв дверь, Волк исчезает.
Лия. Ведь договорились, что будем только мы.
Алексис. Ну и что?
Лия. Ты даже имя ее не знаешь.
Ева. Мне лучше уйти.
Лия. Пусть девушка идет, если хочет.
Алексис. Эта девушка, Эва…
Ева. Ева.
Алексис. Ева сегодня останется здесь. (Пауза.) Мам… ну, пожалуйста.
Звонит телефон. Лия снимает трубку.
Лия. Да… Вам надо бы позвонить конкретному журналисту… Вот как, и что он сказал? Правильно… Нет, нет, не нужно. Я запрещаю, слышите!
Лия кладет трубку.
Ненормальная.
Алексис. Кто там был?
Лия. Да так. Напечатала в своем журнале статью об одной женщине. Она сама все рассказывала, теперь же хочет все опровергнуть. А, кого это интересует?.. (Потирает ладони.) Холодно тут.
Входит Вильгельм. Его руки обездвижены параличом.
Вильгельм. Что за треволнения? Кому тут холодно? Мамуля, ты в таком виде? Это на тебя не похоже. (О Еве.) Оказывается, тут у нас прекрасная особа.
Лия невольно хватается за свои бигуди.
Лия (о Еве пренебрежительно). Дама.
Лия уходит. Ева протягивает Вильгельму руку, он только улыбается. Ева опускает руку.
Вильгельм. Я, милочка, видите ли, сейчас без рук. Невероятно, но факт. Волк, неси мой пиджак.
Волк. Мы уже летим. (Несет Вильгельму пиджак.)
Вильгельм. Мысль летит на золотых крыльях – кто это сказал?
Волк. Волк его знает.
Вильгельм. Беда в том, что Волк, как раз и не знает. (О Еве.) Где берутся такие красавицы? В наши времена такого не было, да, Волк? Как вас зовут?
Ева. Ева.
Алексис. Только не переусердствуй.
Вильгельм. А где стол? Где шампанское, где серебро, а кабанчик на вертеле?.. Нету. Пустота. Холод и ветер. Нет места для уютного сознания. Для уютного сознания дверь закрыта.
Волк. Причем закрыта плотно.
Вильгельм. Что ты болтаешь глупости. Кто это сказал?
Волк. Кто не знает старика Райниса.
Вильгельм. Волк его знает.
Оба с минуту смеются. Вильгельм – заразительно, Волк — приглушенно.
Вильгельм. Опа! Мне пришла в голову кой-какая мысль! Пойдем, закончим работу.
Оба уходят.
Голос Вильгельма. Я только что придумал, что нам необходимо его убить. Таким образом прояснится главная мысль.
Алексис. Ну? Видела?
Ева (задумавшись). Что?
Алексис. Как тебе нравится в зоопарке?
Ева. Алекс… Мне неприятно, что ты не запомнил мое имя.
Алексис. А мне нравится, как ты произносишь мое имя.
Ева (напряженно). Ты сегодня сбил человека! Как ты можешь теперь спокойно болтать?
Алексис. Я болтаю?
Пауза.
Ева. И матери ничего не сказал.
Алексис. И не собираюсь. Ты же видела ее. Как ты думаешь, можно ей что-то рассказать?
Ева. Ты чересчур спокоен.
Алексис. Это не спокойствие, а сумасшествие. Мне… да, мне страшно. Идиотизм какой-то! Я не могу ничего придумать – я запутался! Ну вот, ты тоже смотришь на меня, как прокурор… А что мне делать? Бить себя по лицу? Что это изменит?
Ева молчит.
Ты бы со стариком сошлась. Он у нас тоже морально возвышенный тип.
Ева молчит.
Ну что ты молчишь? Чего ты от меня хочешь? Мы же договорились.
Ева. Мы не о чем так и не договорились.
Алексис. Как? Ты же сама видела – бомж конченый, пьяный, сам выскочил под колеса. Он же не умер?
Ева. Нет, я же тебе сказала – сидел там и стонал… Я его где-то раньше видела.
Алексис. Он остался жив.
Ева. Да? А что, если у него было внутреннее кровотечение, и он через пять минут умер? Или, может, через десять? А ты посмотрел, затянул меня в машину и умчался, как ненормальный. Идеальный план – бросить машину в лесу и сказать, что ее угнали! Думаешь, в полиции тебе поверят?
Алексис. Да какой план? Никакого плана не было, просто я выпил, я же сказал тебе.
Ева. Мне все равно, но ты же мог посмотреть, жив он или нет!
Алексис. Ну, а если нет?
Входит Лия со столовыми принадлежностями, накрывает на стол. На ней уже приличная одежда, волосы уложены. Ставит вино и выходит.
А если он и правда ласты склеил? Мне в тюрьму никак нельзя. Я должен вернуться…
Ева. Зачем ты приехал?
Алексис. Чтобы встретить одного человека.
Ева. Встретил?
Алексис. Нет.
Ева. Женщина?
Алексис. Брат.
Ева. Брат?
Алексис. Это длинная история. В этом доме об этом лучше ни-ни…
Алексис открывает вино. Наливает Еве, затем себе.
Стало быть – за знакомство.
Выпивают.
Ева. Я знаю, кто ты. Ты — художник.
Алексис отрицательно качает головой.
У меня такое подозрение. А это? (Показывает на старый запыленный мольберт в углу.)
Алексис. Это фоссилий. Знаешь, что такое фоссилий?
Ева. Нет.
Алексис. Когда море высыхает, на том месте остаются только такие камни с оттисками.
Ева. Не заговаривай мне зубы. Ты художник или нет?
Алексис. Больше – нет.
У ворот приглушенно звенит звонок. Из кухни выходит Лия с посудой, ставит ее на стол. Появляются Волк и Вильгельм.
(У окна.) Там стоит женщина.
Лия. Так я и думала.
Вильгельм. Кто там?
Лия. Та женщина, которая… просто ненормальная женщина! Как можно так навязываться!
Звонок повторяется.
Вильгельм. Пусть заходит.
Лия. Ни в коем случае. Я отпустила собаку.
Вильгельм. Мамуля!
Лия. Не вмешивайся, Вилис!
Вильгельм. Мне неловко перед гостьей!
Вильгельм уходит в свою комнату и ногой захлопывает дверь. Во входную дверь просовывается голова Дины. Она входит.
Дина. Это, конечно, не по-людски, но, к сожалению, подходит этому дому.
Лия. Что тут происходит?
Дина. Хотела взглянуть в эти наглые глаза.
Голос Вильгельма. Волк!
Волк, как будто только этого и ждал, тут же уходит.
Дина. Не знаю, как это все теперь исправить. Вы же женщина, мать…
Лия энергично начинает накрывать на стол.
Лия (Алексису). Подай, пожалуйста, салфетки… И то блюдо. То, то! (Дине.) Сначала вы извинитесь передо мной, а потом – вон. Вон, я сказала! Эти жалкие пустоголовые, серые пауки, никакой культуры, даже ни намека на культуру. Вы, уважаемая, в чужом доме, уже поздно.
Дина (вытаскивает из сумочки журнал). Как вы могли это опубликовать?
Лия. Я доверяю своим сотрудникам. Тут то, что вы рассказали ему в разговоре.
Дина. В разговоре! Ложь! Это то, о чем мы говорили уже после того, когда он вытащил бутылку.
Лия. Пить надо меньше.
Дина. Я вас презираю. (Садится в кресло за камином.) Я буду здесь сидеть до тех пор, пока вы… я не знаю… уничтожите все журналы, пока вы…
Лия очень энергично хозяйничает возле стола.
Лия. Она здесь будет сидеть!.. Да ради Бога, сидите на здоровье! Вроде нормальные люди, а на диктофон такого наговорят, лишь бы только необычнее, ужаснее, острее, а потом оправдываются, что имели в виду совсем не то! Я же слушала ту кассету… подай подсвечники, на камине они… Жалкие людишки. Как будто перед ними сидит сам Господь Бог, а не простой журналист. Милосердный Боже, слышал бы ты эти надрывные речи, наверняка поседел бы… Алекс, положи цветы у дивана. Вот так. Эй, а как вы прошли мимо собаки?
Дина. У меня в кармане было печенье.
Лия. Отравленное!
Дина. Нет, обыкновенное.
Лия. Вы хотите сказать, что дали Морису пару печенюшек, и он вас пропустил?
Дина. Да.
Лия. Странно. Наверное, стареет?
Дина. Странно, что вы держите кобеля, а не суку. Суки злее. Правда, за сучкой бегают кобели.
Лия. В будущем я обязательно заведу суку. Тогда сюда никто не войдет без спросу.
Дина. Тогда нужен еще забор повыше. Это я уже посоветовала вашему Морису.
Лия. Между прочим, для вас он Морфий де Норуа. Поверить не могу, что она тут так долго сидит и играет у меня на нервах. Итак, сколько?
Дина. Что — сколько?
Лия. Я заплачу. Сколько вам заплатить, чтобы вы исчезли? (Пауза.) Думайте, только побыстрее. (Алексису.) Сын, там спичек нету?
Дина. Сын. У меня. Нет. Больше. Сына.
Лия. Я знаю. Сколько?

Странички: 1 2 3 4 5 6 7 8 9

Опубликовано 11 Июль 2010 в рубрике Обновления

dramaturgija.ru

Читать онлайн книгу Железная трава

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Назад к карточке книги

III

Как и было условлено, в первое же воскресенье, еще до восхода солнца, Сергей и Алена, сопровождаемые Танышем, отправились в тайгу.

Уже по пути к зимовью Алене удалось подстрелить тетерева, а за нею не без удачи извел заряд и Сергей. Так с парою пернатых в ягдташе они расположились в зимовье на отдых, состряпали себе горячий завтрак, досыта накормили и Таныша.

Зимовье оказалось добротным сосновым срубом, на диво просторным, с полатями для ночлега, с бокатою печью.

– Да тут, Алена Панкратьевна, хоть пир устраивай… свадебный!.. Ты как, – спросил он, посмеиваясь, – замуж не собираешься?

Уловив в его голосе шутку, она неодобрительно взглянула на него.

– Чему быть, тому не миновать, – произнесла она по-будничному просто. – Мамка давно уж зудит… насчет этого! Известно – без мужика в хозяйстве трудно.

– Кто же этот терем сооружал? – поспешил он переменить предмет разговора.

– А папаня же, кто больше! Для себя старался… Он вить, случалось, неделями в тайге время коротал… Значит, по сердцу зимовье тебе?

– Еще как!

– Вот и располагай им, раз по сердцу!.. Только бы не заскучал в одиночку-то?

– Да ведь не без дела сидеть буду… Где же сберегаются снасти на белок? Показывай!.

Так, помогая Алене готовить пищу и оживленно беседуя, осматривая затем снасти и примеряясь к ним, Сергей не приметил, как наступили сумерки. А на другой день побывал он в лавке Ситникова и достал там запасу дроби, пороха, отличные бродни.

– В таких броднях любая топь под ногами не страшна! – расхваливал товар лавочник, прищелкивая для пущей убедительности пальцами.

За порогом лавки Сергей повстречал Филина. Урядник был, видимо, выпивши, обрюзгшее, в рыжей щетине, лицо его походило на распаренный свекольный бурак, а шмыгающие туда-сюда глазки напоминали мышат, почуявших добычу.

– Это что? – не здороваясь, ткнул урядник пальцем в бродни под мышкою Сергея: – На охоту собрался, господин хороший?..

Сергей брезгливо поморщился и готов уже был молча пройти мимо, но сдержал себя.

– Да, на охоту, а что надо? – процедил он сквозь зубы.

– Хо! – выдохнул Филин и залился смешком так, что брюхо его с серебряной часовой цепочкой на плисовом жилете затряслось, как в судорогах. – Ах, ты… несмышленыш, а еще образованный!.. Во-первых, – прохрипел он, делая ударение на «ы», – во-первых, каждый, вылезающий за поскотину, обязан докладаться по надзору мне… Во-вторых, должон ты по всем правилам устава первую же охотничью добычу поднести своему начальству, тоись господину уряднику… Понял?..

– Понял! – отрубил Сергей. – Но пойми и ты, благородие, что если люди будут устав твой соблюдать, то уставщику не миновать тюрьмы… за поборы! – окончил он выкриком и, отпихнув плечом с пути урядника, пошагал прочь.

Пока происходила эта перебранка, у лавки собрались зеваки, и среди них, на голову выше остальных, стоял бородатый Евсей, ссыльный аграрник.

– Правильно сказано! – подал бородач голос вслед удаляющемуся Сергею.

– А тебе чего надо?! – заорал Филин, шатнувшись к Евсею. – Да как ты смеешь, бугай! Да я тебя за решеткой сгною… Да я тебя…

Сергей, не оглядываясь, круто свернул за угол. Дома, выслушав постояльца о стычке его с урядником, хозяйка закачала головой.

– Ай-яй-яй… Зря ты, милый, задираешься! Не тронь – говорится – дерьмо, оно и не зловонит.

Не соглашаясь, видимо, с матерью, Алена рывком попнулась к ней, но мать не дала ей и слова вымолвить:

– Приткнись! Без тебя обойдется, доченька…

Вскоре Сергей забыл об уряднике, не обращал он внимания и на его посещения при обходе-проверке ссыльных.

Время текло, уже похрустывал под ногами в жухлых травах налет морозца, опадали последние листья осинок в палисадах при избах, и все реже, реже гомонили, резвясь, ребята у церквушки; зато еще назойливей звучал среди ранних сумерек призывный звон ее тенористого колокола.

По будням Сергей уходил на охоту в одиночку, а в праздники неизменно сопровождала его Алена. Возвращались они к вечеру, нагруженные добычею: были тут тетерева, белки, а то и пара, другая зайцев. Хозяйка усаживала охотников за стол, ставила перед ними попыхивающий паром самовар, объемистое блюдо с шаньгами.

Завязывался бойкий разговор. Начиналось с того, что охотники выкладывали свои таежные впечатления, делились своими удачами и оплошностями, причем нередко между ними завязывался спор, в котором один старался свою промашку в прицеле по дичи свалить на непредвиденный случай, а другой настаивал на невыдержанности стрелка. Затем как-то само собою выходило так, что от охоты постоялец уводил собеседников к иным, большим темам. Особенно внимательно выслушивались его рассказы о московских событиях пятого года, при этом в глазах Алены было столько взволнованной настороженности, что казалось, будто тот или другой исход в рассказе москвича о том или ином случае прямо касался ее, Алены… И это трогало Сергея: недаром, значит, просиживал он с нею часы над книгою.

Начали они с поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо», и – удивительно! – кое-что отсюда Алена вызубрила наизусть. Вообще ученицей оказалась она прилежной и сметливой. К тому же, убедившись в чем-либо, она готова была защищать добытую правду всеми силами, даже если противником ее оказывалась мать.

Так, особо крепко спорила она с матерью, когда та однажды вздумала, ссылаясь на сказы родного деда, утверждать, будто и среди бар попадаются добрые да отзывчивые… «Все они одним миром мазаны, баре!» – голосисто восклицала Алена в ответ на доводы матери. Примирил их тогда Сергей. Он сказал, что дело не в добрых и злых барах, а в самом барстве, в существовании той страшной несправедливости, когда тридцать тысяч помещиков заграбастали под себя столько земли, сколько ее у пятидесяти миллионов крестьянских душ. И при этом лучшие-то земли еще при обманном освобождении крестьян из крепостной зависимости оказались у них же, у бар!.. Дослушав его, Алена победно вскинула глаза на мать, а та, покряхтывая, обратилась неожиданно памятью к жалобам тутошних мужиков-ссыльных: аренда земельного лоскутка у помещика за отработки на его пашне; займы по весне зерна в посев у кулачья с оплатой втридорога; староста, волокущий со двора последнего телка за недоимки; земский начальник с тюрьмой, нагайкою… «Оттого-то, мамка, и поднялись бунтом деревни!» – вставила свое слово Алена. «Верно, поднялись, доченька, поднялись… – уже по-другому, мягко отозвалась мать. – И у нас, в сибирской сторонушке, бунтил народ, да еще как! А только, – со вздохом договорила она, – плетью-то, видно, обуха не перешибешь…» – «Плетью это – да! – опять вмешался тут Сергей. – А под обушком всенародным и державный обушок не выдержит…» И, загораясь, добавил: «Еще вернется, Дарья Акимовна, обязательно вернется пятый год!..»

Это было то самое, что слышал он когда-то в Бутырской тюрьме от рабочего-прохоровца.

«Вернется! – повторил выкриком. – И тогда-то будет у мужичка земля… Да, да! Отберет ее, матушку, народ и у царя, первого помещика на Руси, и у церквей с монастырями, а наипаче – у помещиков!..»

IV

С первым снегом перебрался Сергей в зимовье, и случалось – по целой неделе не заглядывал он в село, оставаясь в тайге один на один с Танышем, стражем своим и помощником на охоте.

Зима держалась снежною и тихою, медвежачьей. На солнце морозило так, что потрескивали бревна зимовья, а по ночам загорались большие, в кулак, звезды, и походили они на осколки льда, а чистое небо – на безбрежное ледяное поле.

Охота выдалась дюжая. Кулемы забивало косачами, а плашки то и дело хлопали под егозливыми белками. Всюду по снежному насту – узоры звериных лап: живая грамота дремучего таежного мира.

Тайга затягивала, умыкала, пленяла Сергея. Днем – погоня на лыжах, буйная радость при встречах с сохатым, жадные петли по снегу в поисках выказавшей себя обапол лисы… Буйный, гремучий и жаркий на морозе труд! А ночью сон, крепкий, как брага.

Но были и прорывы в этом состоянии бездумного покоя. Вдруг он просыпался среди ночи. Под нависшим потолком зимовья становилось нестерпимо душно. Он сбрасывал с себя одеяло, вытягивался струною, кошемка жгла тело, сердце стучало, припрыгивало.

Там, где-то за тысячу верст, полыхает зарницей жизнь, а тут беспросветные будни, глухомань, обрывки раз в месяц газет в наморднике цензуры… И не было вовсе писем, если не считать коротеньких, на бланке денежного перевода, уведомлений отца о том, что жив он, здоров, чего и ему, дорогому сыну, желает. Продолжала отмалчиваться и Тоня Игнатова.

Острая жалость к себе наполняла сердце Сергея, и опять выползала мысль о бегстве, но это уже не радовало, не утешало, а еще пуще разжигало тревогу и озлобление против своей беспомощности.

Отвести бы с кем-либо душу в беседе, посоветоваться, услышать слово утешения… Какое счастье иметь друзей, которые приняли бы на себя долю житейской тяжести товарища и понесли бы ее, эту тяжесть, вместе с ним!

Но… где тот, кто выслушает Сергея, поймет его и поможет ему?

И вновь перебирал он в памяти всех, кого знал из ссыльных Тогорья… Леонтьев, счетовод, то ли энесовец, то ли эсер, а вернее всего просто обыватель, запродавшийся походя лавочнику! Диомид, одесский портовик-грузчик, подавленный своим несчастьем и в несчастье переживающий действительность, как переживал бы ее темный анархист.

Не легче было Сергею и при встречах с двумя другими товарищами. Типографский рабочий из Орла, Иншаков, примыкая к меньшевикам-ликвидаторам, упрямо, с пеной у рта, защищал идею повсеместной борьбы за легальные марксистские общества рабочих: только-де через открытые политические организации пролетариат сможет добиться широкой демократизации государственного строя.

Юркий, напористо крикливый человек этот мог, ввязавшись в спор, стоять на своем вопреки любым доводам противника. Ни в чем не сходясь с ним, Сергеем, дружил он со своим одноквартирником Прониным, земским дорожным техником, сочувствующим отзовистам-ультиматистам… И вот, прислушиваясь к тому и другому, Сергей не раз с горечью убеждался, что в конечном счете рассуждения обоих сводились к ликвидации партии: Иншаков – отрицая необходимость связи рабочих масс с нелегальной партией, техник Пронин – лишая партию связи с легальными организациями и отрывая ее, таким образом, от масс.

Нет, не с такими, как Иншаков или Пронин, сыщешь душевного отдыха, разомкнешь свое тягостное настроение, приободришься! Напротив, именно в их обществе особо ощутимо возникало представление о мрачных силах реакции, сеющей на своем пути упадничество, разложение…

Ни на один час Сергей не терял веры в то, что, рано или поздно, конец безвременью придет, что силы пролетариата непобедимы, что передовой отряд его, это – не Иншаковы с Прониными, а те, многие, кто остался верным заветам революции!

Да, он был убежден, что ночь не вечна, что за нею придет утро, что где-то уже пробиваются первые лучи солнца… Но где они, где?.. Дождаться бы их, осилить эти припадки тоски, одолеть, рассеять проклятое ноющее чувство заброшенности, перенять у того вон, за стенами, зеленого царства его мощь, его неистощимую живучесть!

Только на рассвете засыпал Сергей и, утомленный бессонницей, весь следующий день хандрил, стрелял, не попадая в цель, кое-как возился у беличьих ловушек… В такие-то вот тягостные дни особенно радовало появление Алены. Вдруг все вокруг оживало, и сама тайга, до того хмурая, как бы одухотворялась, светлела.

Так было и в начале первой недели нового года, когда ранним утром Сергей широко распахнул перед гостьей дверь зимовья. Таныш первым восторженно приветствовал Алену: кинулся к ней с ликующим повизгиванием, прыгал вокруг, вскакивал на задние лапы, заносил передние на руку ей, стремясь дотянуться к ее плечу, лизнуть в щеку.

Следя с улыбкой за псом, Сергей и сам не прочь был, кажется, столь же стремительно выразить гостье свою ласку.

– Ага, застала-таки тебя! – говорила она, снимая из-за плеч суму и ставя ее на стол, – Опасалась – убредешь спозаранку… Все ли во благополучии, паря?.. Запасцу охотничку приволокла… Ну, здравствуй! – протянула ему руку. – С Новым годом! Идти тебе – не падать, скакать без упаду, с судьбой своей ладить, жить во усладу…

– Спасибо, спасибо, Аленушка! – Он с силой потянул ее к себе и внезапно прильнул губами к ее губам, ощутив холодок чужих зубов. – Спасибо! Только в судьбу не верю я… Человек сам судьбу свою кует…

– А куй себе на здоровье!..

Она высвободилась из его рук, стянула с себя полушубок, присела у стола.

– Соскучился по ласке ты… – вымолвила негромко и, подвинув к себе сумку, принялась выкладывать из нее добро.

Мороз румянцем гулял по ее щекам, щурился из-под взмокших от инея ресниц, стылой белизной сжимал упругий подбородок.

– Пельмени мамка прислала, маслица, творожку…

– Да куда ж мне столько-то?! – воскликнул он, подсаживаясь к столу. – У меня дичи с зайчатиной на десятерых…

– Ничего, умнешь! Ишь у те торчмя лопатки-то… Недужится, чего ли?

– Никакой во мне хвори, Алена Панкратьевна… Только… того… скрипит кой-когда на душе!

– По родным местам, видно, скучаешь? – участливо заглянула она на него. – На вольную волю тянет?..

– Да как тебе сказать… – раздумчиво начал он, но она не дала ему закончить:

– Знаю, вижу, не таись!.. – Потянулась к нему, прихватила за руку. – Потерпи! Не век брюханам царить, придет и на ихнего брата погибель-кончина! Сам вить говорил этак… Запамятовал?

– Помню, Алена! Так ведь у всякой кончины свое начало должно быть… А кому начинать-то? Нам, Алена! Нам, у кого очи открыты!.. Будить рабочий народ, на битву его кликать, сплачивать… вон оно где, начало-то конца всем брюханам!..

Он порывисто поднялся с места.

– Эх! – вырвалось у него стоном. – Сижу я тут, и… никакой от меня помощи… А там всюду насилие, кровь, слезы – рекою… Что ты, что?! – прервав себя, склонился он к Алене.

Взбросив на стол руки, она припала лицом к ним и, как в ознобе, затряслась плечами.

– Аленушка, милая, что с тобою?..

Он присел подле, тормоша ее за локоть, и вдруг она рванулась к нему, уронила голову на грудь его, запричитала:

– Жалко мне, жалко! Всех, всех вас… И батюшку свово… загубили, анафемы, во цвете лет…

– Да будет, будет тебе, дурочка! – уговаривал он ее. – Скажи-ка лучше, как там у вас? Мамка здорова ли?..

– Ох, и не спрашивай… – роняла она в ответ. – Какая уж у мамки жизнь… Не жизнь – кручина одна… Сколько лет минуло, а у нее дня не проходит… без думки… о сиротстве нашем… И, знай, одно начитывает, суженого мне прочит, хозяина в дом чает…

– Вот оно что… – произнес он глухо.

– Намедни сваты были… – продолжала она, отстраняясь от него. – За Ваньшу сватают… Из Елани который…

– Это… где она, Елань? – спросил он, не глядя на нее.

– А на самом Енисее стоит… Елань – село… Смирный он, Ваньша-то… В достатке живут… Кони у них…

– Что ж, кататься охота? – вставил он сурово и вслед, спохватившись, улыбнулся. – Ладно уж, вам с маткою виднее… А не подогреть ли нам пельмени, Аленушка, да подзакусить?..

– Ой! – вскинулась она из-за стола. – И впрямь надобно… Не завтракал, поди, еще?

– А ты?

– Со вчера ни росиночки во рту…

Разводя затем огонь на загнетке, она неожиданно спросила:

– Долго еще сидеть тебе в тайболе нашей?

– Год просидел, еще без малого четыре осталось… – откликнулся Сергей уныло. – На пять лет заброшен… Филин-то, урядник, заглядывал?

– Был! Об тебе справлялся… Мамка его кулешом угощала…

– Это еще чего ради? – угрюмо кинул он.

– Книжицу твою углядел, – не отвечая на его вопрос, продолжала она. – На кухне у меня покоилась, книжица-то…

– Это которая же?

– А насчет капитанской дочки… Про Пугачева…

– Пушкина?

– Его, его!

– Ну и что же он, урядник?

– Да что! Полистал-полистал и спрашивает: «Постояльца книжка?» – «Постояльца», – мамка ему… На том и кончилось…

– Так… Осилила книжку-то?

– Скрозь! И мамке вслух читала… А пошто он, Пугач-то, царем прикинулся? Как уж раз бунт поднял, так от себя бы, по чести…

– Не то время было, Алена! Не разуверился еще о ту пору народ в царе… Да что там! И в наше еще время вера-то в него жила… Даже среди питерских рабочих… Рассказывал я тебе про девятое-то января… как царь встретил их, рабочих-то… Тут только и открылись у людей глаза на него, гнуса!

Жадно вслушиваясь в каждое его слово, Алена подала на стол чугунок с пельменями.

Разговор их продолжался и за едой. Солнце уже высоко стояло над тайгой, когда, спохватившись, Алена начала собираться домой.

– Мамка зараз просила обернуться, – говорила она, вздевая на себя полушубок. – Картошку надобно в ино место укрыть – не померзла бы…

Заторопился и Сергей. Слазал на чердак, спустил пару заячьих тушек, уложил их в суму Алены.

– Готово! Провожу я тебя…

– Сама дорогу найду… До скорого!

И пнула ногою дверь. Сергей – за нею, прихватив на ходу свой зипунишко.

– Стой-постой! – покричал вслед ей, заправляя в сенях лыжи.

– Как же не так! – бросила она голосисто и – со смехом наружу.

Он – стремглав за нею. Позади, за прихлопнутой дверью, яро повизгивал в сенях Таныш.

Морозный чад клубился под небом, багряным от солнца. Воздух – вода ключевая, кедрач вокруг в матовом инее, как в ризах из серебра.

Лисицей ныряла в чаще Алена. От лыж ее подымался вихорь: ж-жох, ж-ж-жох…

Захватило дух у Сергея. Не бежал – летел он, и не ветви вокруг – крылья белоснежные.

Из уема в уем, пихтачом, через взлобок – вниз по заледенелому насту.

– Эгей!

Прутья по лицу – огнем. Острые иглы – за ворот. Куржак, как стекло толченое, сверху по стволу – с шумом, с звоном.

– У-а-ах!..

Колет, въедается в кожу студеная кипень, мечется в зеленых космах беличий хвост, шмелем жужжит оленья на лыжах шерсть. А в ушах кровь – музыкой.

Пригнулась в полете девка, как березовый ствол под ветром. Бьют по плечам ей крылья треушки. Пружинят, горят бурки: жик-жик-жик…

Оглянулась: щеки в огне, волос льняной, морозный – по ветру. И… а-ах!

С разгону в сугроб. Колени белей снега. Одна лыжа, сорвавшись, змеей по насту.

– Уйди…

В глазах страх и вызов.

– У-ы-их!..

Налетел, закрутил колючий буран, ожег, проник во все тело. Небо, как полог хрустальный, вдребезги. И – крик, неуемный, пронзительный. Но тише, глуше голос, и вот уже вздохи, похожие на шелест листвы, забывчивое голубиное воркованье.

Сидела Алена в снегу. В глазах жарко, на ресницах слезы примерзли. Сказала тихо, грудью:

– Дурной какой…

Поднялась, не глядя на него.

Сергей ей – лыжи, в карман – выпавший нож-складень. Заглянул в лицо: зрачки – как набухшие вешние почки.

– Прости, Аленушка! Споткнулся я, родная моя…

Молча повернулась прочь, Сергей – за ней. Бросила она на ходу ему:

– Ну, чо тебе?

В глазах у него – кроткое голубье крыло. Взглянула Алена, дрогнула:

– Ладно, молчи уж… Э-эх!

Потянула к себе, прижала к груди его голову.

– Прощай!

И – вперед. Только волос пушился под ветром да исподняя холстинка трепалась, обвивая тугие икры.

Стоял Сергей, слушал себя, пьяный. Бухало сердце, гудела, пенилась кровь.

«Вперед-вперед-вперед…»

Налег на лыжи, наддал всей грудью.

Солнце и небо, кедрач и куржак, снега, снега… вся земля – его, Сергея!

Гудит, поет мир. Миллионы глаз, миллионы рук:

«Тра-та-та… Тра-та-та…»

– Бежать… туда… к людям!..

На голос песней:

– В огонь, в города, к людям!..

Плясовую:

 
Ах вы, сени, мои сени,
Сени новые мои…
 

V

Мысль о бегстве на волю все настойчивее преследовала Сергея, и теперь все его хлопоты по охоте сводились к одной цели – побольше накопить пушнины, повыгоднее сбыть ее: без денежного запаса не выбраться из плена.

Еще от деда Линована слышал он о походах на медведя, а ведь одна медвежья шкура – целый, можно сказать, капитал! Но как добыть «топтыгу», да еще один на один с ним? Надо было обратиться к кому-либо из старожилов за помощью, и уже подумывал он заглянуть с этою целью на село, а тут как раз пожаловал к нему в зимовье сам Липован.

Дело к вечеру было. Сергей только что покончил с разделкой беличьих шкурок по новой добыче и готовил себе ужин. В ставень оконца постучали, залаял Таныш. «Наконец-то! – подумал Сергей, предположив, что явилась давно не показывавшаяся Алена, и вслед усомнился: – Нет, не она – слишком поздний час для нее». Уняв пса, он вышел в сени.

– Свой, свой! – послышался знакомый старческий голос. – Отчиняй засов, мил человек…

Сергей впустил позднего гостя.

– На ночевку к тебе! – заговорил с порога Липован. – Пробирался на своей клячонке из Баксыра, от родни, да запозднился…

Устроив дедову лошаденку в сенях (на открытом-то месте волки задерут!), Сергей провел старика к столу, за горячий кулеш с зайчатиной, и они разговорились.

Затею Сергея – обложить медведя – не одобрил дед.

– За ведмедем, милок, без сноровки погонишься – живым не воротишься… Тебе бы лису-огневку выследить, водятся такие в нашем кутке… Цена ж шубенки одной такой куда как высше медвежачьей… Целый в ней, огневке, клад!..

И принялся рассказывать о всяких случаях в охоте за огневкой, а наутро изъявил согласие принять участие в поисках живого «клада».

Бродили они по снегам-трущобам не один час, но без толку. Однако, проводив деда, Сергей решил во что бы то ни стало добиться счастья. Вспомнил при этом, что и Алена когда-то говорила ему о счастливцах, выслеживавших огневку. И – странно! – мотаясь с утра до сумерек по дремучим зарослям, приглядываясь к каждому звериному следу, прислушиваясь сторожко, заодно с Танышем, ко всему, что поскрипывало, потрескивало, тренькало вокруг, он чувствовал себя так, будто и она, Алена, была подле него, будто стоило ему оглянуться – она тут как тут!

Чем-то ласкающе юным, как просветы небесной голубизны в кедраче, веяло на него от вечно зеленого царства тайги. И нередко, забывая об осторожности охотника, приводя в состояние тревоги Таныша, он наотмашь вскидывал голову и оглашал таежное затишье звонкоголосым:

– Але-е-ена…

Вслушивался в далекое ломкое, эхо и, как очарованный, озирался по сторонам, словно впервые видел и те вон разлатые, манящие под бело вспененный шатер свой кедры, и те вон узорчатые, тонущие поблизости в снегах, елочки, и медностволые над ними сосны, бесшумно ронявшие снежный покров.

Когда на следующей неделе в зимовье вновь прибыл на своей лошаденке Липован, чтобы доставить в Тогорье, как обещал, скопленный запас пушнины, встретил его Сергей буйным выкриком:

– Ура-а-а, деда, вот она, рыжая!

И метнул перед ним драгоценную шкуру лисы.

Запас пушнины занял изрядное место в кошевке Липована. Предстояло сбыть добро с рук, да так, чтобы не оказаться обманутым пройдохою Ситниковым, и тут дед опять вызвался в помогалы к Сергею: сопровождать его к лавочнику. Вместе они и выехали на село.

Битый час осматривал, ощупывал Ситников товар, прикидывая цены, и, наконец, продавец и покупатель ударили по рукам.

Выражая на прощанье благодарность за первую помощь в добыче огневки, Сергей обнял деда, а тот – в ответ. «Не меня, господа бога благодари!»

Подходя к своей избе с лыжами под мышкой, с ружьем и сумою за плечами, Сергей замедлил шаг. Опережая его, в отзынутую калитку прорвался Таныш, и в ту же минуту у ворот выросла фигура хозяйки. В руках держала Дарья пустую корзинку, одета была она в нагольный тулупчик.

– Ой, батюшки-светы, никак… Сергуня! – завосклицала хозяйка, всплескивая рукавичками. – Явился-таки охотничек…

Она намеревалась повернуть с постояльцем во двор, но он задержал ее:

– Идите, Дарья Акимовна, куда собрались…

– Да вить на заперти изба-то! – объяснила она. – Шагай, милок!

– А где же Алена?

Голос его дрогнул, он даже приостановился.

– Цела, цела Аленушка, – успокоила его хозяйка. – Пеструнью к Семыкину повела, охромела что-то коровенка наша… А Семыкин всяку животину травами лечит!..

Она провела Сергея на кухню и нерешительно задержалась у порога.

– Ай и впрямь сбегать мне, куда собралась, а ты уж не взыщи… В лавку надобно мне, весь сахарок вышел… Разболакайся, голубь, да проходи в свой угол…

С этим она скрылась, увязался с нею и пес.

Поставив у двери ружье и поклажу, Сергей сбросил с себя зипунишко, огляделся. Заметил на стояке у божницы, поверх расшитого узором полотенца, книгу с атласной закладкою, а у припечья праздничную кумачовую повязку Алены. Смутное волненье, что-то близкое радости и печали одновременно охватило его… Вот он готовится бежать, но… так ли это разумно и осуществимо, да и – полно! – так ли необходим он там, в обстановке всяческих неожиданностей, под гнетом вечного преследования?!

Встряхнувшись, прошел к себе, в светелку. Все здесь было на своем месте, опрятно приубранное: койка с байковым одеялом, белая занавеска на оконце, старенькая олеография с каким-то горным пейзажем, пестрый половичок от порога к столу в простенке, а на столе… На столе, у склянки с пересохшими чернилами, синий затрепанный конверт с почтовым штемпелем и адресом на его, Сергея, имя!

Дрожащими пальцами, как попало, вскрыл он конверт и, не садясь, прильнул загоревшимся взором к неровным, хорошо знакомым строкам письма.

«Что ж это такое? – промелькнуло в сознании его не без горечи. – Не могла доставить Алена в зимовье!»

Писала Тоня Игнатова… Наконец-то!

Дочитав письмо, он опустился у стола на табурет. Осторожно, будто на что-то живое, уложил поверх белых листков руки, а голову вскинул и так сидел, не шевелясь, упершись взором в просветы между оснеженными ветвями кустарника за оконцем.

Тихой песенкой поднялось на сердце давнее, полузабытое. Может быть, это – детство, солнечная лужица у ракиты, знойный песок, обжигающий голые колени. Может быть, едва уловимая, померкшая в годах радость от первой далекой прогулки за город: просторное небо, влажное дыхание прелой листвы под дубом, золотистый клен… А может, все вместе да еще и то первое сладостное томленье, что называется любовью.

Он встал и зашагал из угла в угол, шалый, отуманенный нахлынувшими воспоминаниями. Теперь, на чем бы ни останавливались его глаза, мерещилась ему Тоня Игнатова, и не вся она, а то черная бровь, высоко вскинутая в раздумье, то светлое платьице, охватившее под ветром юное, стройное, как у подрастающей березки, тело. И вся она, живая и близкая, овеяна ароматом земных радостей: голубою ласкою неба, песенным звучанием ветерка над притихшими полями, сладкими зовами его, Сергея, сердца, ищущего сочувствия, непоколебимой в испытаниях борьбы дружбы.

Со двора донесло лаем Таныша… Значит, уже вернулась хозяйка. Сергей плотнее прикрыл дверь на кухню. Радость воспоминаний отхлынула, сердце тревожно заныло, и вновь он потянулся к письму.

Намеками, обрывками, в полутонах писала Тоня о московской жизни, об университетских событиях, о продолжающихся преследованиях студенчества, и сочувствующих ему профессоров… И о своем, личном писала она, уверяя Сергея в непреходящей к нему дружбе. Но в страстности ее уверений было что-то такое, будто не его, а себя она уверяла. И чувствовался страх, темным припевом звучал между строк в лепете ласки. Казалось, будто заглянула девушка в свое сердце и, что-то новое, еще не изведанное открыв там, перепугалась.

Писала об осени, об увядании тополей по бульварам, о холодных ноябрьских зорях и о себе, о своей уходящей молодости. «Знаешь, у меня около рта морщинки прорезались, совсем старуха!..» У нее – в лице грустные вестницы остывающего сердца, а вокруг бурлит жизнь, зовет, напитывает каждую каплю крови хмельным ядом…

И она уже роптала, от ее недоуменных вопросов веяло упреком, обидою… На кого, за что?

«Сережа, милый! – читал он. – Кому нужны наши страдания, моя и твоя тоска, эта нескончаемая пытка? Кому? Народу, будущему?.. Нет и нет!.. В деле ценны активность, напор, удар меткий… А страдать и ныть?.. Нет, это никому, никому не нужно!..»

Что именно подразумевала Тоня под «делом», и «ударом метким», стало Сергею ясно из заключительных строк письма:

«У нас вот-вот морозы затрещат, а у французов и в зимнее время солнышко припекает, того гляди – ручьи побегут, как весною… Вот это – климат!»

И еще – припискою на полях:

«Нам бы, москвичам, особенно же вам, сибирякам, перебраться в такой благодатный климат… И чем скорее, тем лучше!»

Еще там, в заводском кружке, французами, из-за конспирации, величали рабочих француза Гужона, и если теперь у «французов» начинало, по сообщению Тони, «солнышко припекать», значит – «дело» там налаживается.

– Да, да, немедля туда, в благодатный климат! – нашептывал про себя Сергей. – И чем скорее, тем лучше!..

Он располагал уже достаточными средствами, чтобы пуститься в дорогу, но ведь надо еще было обеспечить себя каким-то видом на жительство, организовать и самый выезд… Без посторонней, надежной помощи тут не обойтись! А у кого искать эту помощь? Ведь не обращаться же к какому-нибудь Леонтьеву или к Пронину с его меньшевичком Иншаковым!..

За окном смеркалось, туманилась в морозе улица, со двора доносился то псиный лай, то какие-то резкие скрипы и мычанье коровы. «Кажется, вернулась Алена», – подумал Сергей, вслушиваясь в дворовые шумы.

Так и есть: Алена! Она вошла в кухню вместе с матерью и вполголоса что-то говорила, продолжая, видимо, свой рассказ о посещении с Пестрянкою деревенского лекаря.

В светелку заглянула хозяйка:

– На ногах? А мы думали – отдыхаешь ты!

Вслед за матерью переступила порог Алена. От Сергея не укрылось, как, завидя его, она порывисто подалась вперед, будто собираясь кинуться к нему, но сдержала себя, густо скраснела и потом, здороваясь с ним, держала глаза опущенными.

– Забыла ты что-то, Аленушка, зимовье… – начал он. – Без малого с месяц не проведывала отшельника… Ну, это куда уж ни шло, а вот… завалялось тут у вас письмецо мне…

В голосе его сквозил упрек.

– Ой! – воскликнула она. – Да ведь только вчера затемно письмо-то нам доставлено… Егорыч самолично занес… Он, вишь, как проезжал через волостное селение, так всю почту и прихватил с собою.

– Егорыч?! – стремительно переспросил Сергей. – Возвратился?!. Это ведь тот, что на околице у бондаря квартирует?..

– Тот самый… Спрашивал о тебе, наказал кланяться… А без тебя тут еще одного политика завезли…

– Да что же вы обе стоите? – прервал ее Сергей, – Усаживайтесь…

Весть о возвращении Егорыча подняла его настроение… Как кстати пожаловал старина!

Алена присела у стола на придвинутый Сергеем табурет, а хозяйка отправилась на кухню – самовар подогреть.

– Значит, еще одного вселили к нам… – подсев к Алене, говорил Сергей. – Из крестьян человек?

– Сказывают, городской…

Она покосилась на дверь и вдруг, перехватив руку Сергея, уложила ее на край стола, припала лицом к ней.

– А я… – начал было он и смолк.

По тому, как резко вздернула она плечо, понял Сергей, что следовало помолчать, не мешать ей выразить без слов в эту коротенькую минутку свою ласку.

И не только ласку! Когда вслед за тем она покинула его руку и заговорила, в глазах ее светилась неприкрытая печаль.

Назад к карточке книги «Железная трава»

itexts.net

Владимир Бахметьев — Железная трава

ЖЕЛЕЗНАЯ ТРАВА
Повесть

I

Большая, сложная, неповторимая работа, в которой своими жизнями участвовали тысячи рабочих и крестьян, происходила вдали от Солонечной. Еще десятки верст отделяли станцию от места боев. Не было слышно ни грохота орудий, ни гула земли под кавалерийскими ватагами, и не видно было зарниц по ночам. Казалось, ничто не угрожало мирной жизни. Люди неторопливо возились около складов, гоняли по путям паровозы. За станцией, в поселке, с утра до позднего вечера дымилась кузница, пели на заре пастушьи рожки, и по-обычному, как вчера, как год назад, раздольная степь оглашалась многоголосою песней труда.

Порою через станцию следовали эшелоны бойцов. Угрюмо и бесшумно, почему-то всегда ночью, подкатывали вагоны с огнеприпасами. Раз и два, сотрясая под собою почву, громыхали мимо, вне всякого расписания, тяжелые, в сизых латах броневые поезда.

Но ни эшелоны с бойцами, ни броневики с выглядывавшими из-под прикрытия орудиями тревоги на Солонечной не вызывали.

У эшелонов были автомобили на залитых солнцем площадках и кумачовые знамена, вздернутые под самые крыши вагонов. Красноармейцы, еще не ведая бессонных ночей, с веселым гоготом бегали взапуски по платформе. Броневики окружала орава ребят. Команда из матросов, пользуясь краткосрочной остановкой, рассыпалась по базару, тащила оттуда горячие лепешки, сало и арбузы, похожие на выкрашенные ядра. За матросами с площади следовали молодые торговки снедью; они жадно разглядывали стальной поезд, матросы зазывали их внутрь: «Лезь, не робей, весь механизм изнутри покажем!» Охотницы лезли и возвращались назад растрепанными и жаркими, как из бани. Их окружали, расспрашивали, они улыбчиво косили глазами на сторону, отмахивались. Потом в накаленные зноем стальные коробы взбирались другие, и оттуда, как из стогов сена, до самого сигнала отправления слышались ярый визг и хохот.

И вот все это оборвалось.

Какая-то тяжкая беда стряслась там, где не одну неделю отважные полки сдерживали натиск врага. Похоже было, что могучая незримая стена, которую толпами подпирали вооруженные люди, вдруг рухнула — и через степь, в черные дыры, зияющие между землей и ночным небом, потянуло невообразимо диким и жутким.

К Солонечной с юга двинулись поезда с эвакуированным имуществом, с полуразрушенными автомобилями, с фуражом и ранеными — под красным крестом. Из сел и деревень, опаленных близким дыханием войны, хлынули беженцы. Будто подстегиваемые бичами, они обгоняли друг друга, запружали переправы. С гиканьем и понуканиями бабы тащили за повозками коров, в повозках гремели цибарки, бочонки, ухваты. Дети лепились на возах как сливы на ветвях в урожайное лето. Псы, жеребята, овцы подымали вокруг обозов столбы пыли, и чудилось, что степь охвачена пожарищем.

С побочного пути, неведомо по чьему распоряжению, прибыл товарный поезд, груженный доверху овсом и сеном, и почти вслед за ним, с той же стороны, вцепившись в крыши и площадки вагонов, подвалили раненые вперемежку со стариками, детьми и женщинами, по-городски одетыми. Лица их, пепельные от бессонницы, были полны смятения.

Все спуталось. Потерялось представление о времени, о местонахождении неприятеля, о его силах. Беженцы рассказывали о стальных чудовищах, будто бы проникавших к ним на пашни, и о самолетах, сбрасывавших огонь прямо на избы. Люди с бурыми, запыленными перевязками на руках толкались всюду и всех уверяли, что были обстреляны разъездами немцев в тех местах, где немцам быть не полагалось. И это было едва ли не самое угрожающее из того, что перекатывалось из уст в уста среди беспорядочной, полонившей станцию толпы.

Тревога перекинулась дальше, к северу, в близлежащие селения. Там перестали выгонять стада на пастбища, ожидая с часа на час вражеского нашествия. На полях у спелой пшеницы собирались старики и женщины, на их лицах до кости пропеченных зноем, полыхала злоба. Гремела брань. Бранили чужих и своих, дальних и близких. Страх за насиженные места, за хлам, за рухлядь, накопленные годами, за все привычное, налаженное и еще вчера казавшееся вечным, делал людей неузнаваемыми. Жены кляли мужей — тех, что попали к белым; и тех, что дрались сейчас против белых. Вернувшись с поля, люди собирались на сходки и выносили приговоры по указке лавочников, бывших помещичьих приказчиков. Голоса одиночек из бедноты тонули в гаме кулацких подпевал.

Округа выходила из берегов, как река в половодье, и грозовые тучи уже клубились над степью, охваченной неизбывным горем, отчаянием, ненавистью.

Порою казалось, что людские волны, расходившиеся вокруг станции, захлестнут пути, остановят паровозы и сомнут всю происходившую здесь работу. Но летел час за часом, садилось и снова подымалось солнце, а на станции по-старому грузились вагоны, и одни из них уходили дальше, к северу, а другие спешно отводились на запасный путь. В телеграфной неутомимо стрекотали аппараты; в кабинете начальника, обращенном в штаб продбазы, щелкали счеты, скрипели перья; на поселке, в прогорклых от махорки горницах исполкома, дежурили по очереди станционные ребята с винтовками.

Штаб красной бригады расположен был южнее, на прифронтовой станции, а в Солонечной уже очищали под него служебные помещения, и кто-то в туго перетянутой ремнями тужурке, сопровождаемый двумя парнями с наганами у бедер и кумачовыми повязками на рукавах, выдворял в слободке бывшего владельца паровой мельницы и вдовую собственницу двухэтажного, под черепичной крышей, дома.

Люди, в блузах, залитых маслом, с винтовками и без винтовок, молодые и старые, кряжистые, как дубовое корневище, и бледнолицые, тощегрудые, неутомимо топотали под стеклянным навесом платформы, гоняли паровозы, стерегли по двое и по трое, с револьверами у пояса, базар и поселок.

Кумач с серпом и молотом развевался у пыльного карниза сельсовета. С крылечка в густую толпу беженцев лились звонкие речи, и кто-то в одиночку, перебросив за спину старенькое ружьишко, шел не спеша среди обозов за станцией, кому-то что-то кричал, угрожал, приказывал, и вокруг покорно затихали, сбивались к своим возам, оправляли ребят и коней.

На станции было два телеграфиста. Один лежал в тифу на деревне, у вдовой солдатки, другой вот уже полные сутки не отходил от аппарата, принимая и отправляя депеши. Одна из депеш отправлена была в полночь на северную узловую — Медовую. Депеша прошла по установленному порядку через десятки рук, и ровно в два часа пополуночи, когда над Медовой проступал рассвет, прямо из депо, после ремонта, вышел паровоз. Вел его машинист Гаврилов, седовласый служака, двадцать лет не слезавший с колес.

Привычно, но уже дрожащей рукою Гаврилов потянул веревку сигнала — пар загремел, станция огласилась протяжным свистком. Затем та же рука открыла регулятор, и привычно, вскользь, одним глазом, машинист глянул из-под пучковатой брови в окно на семафор. Паровоз Э-115 тронулся, держа путь на Солонечную.

Помощник Русанов, или, как прозвал его машинист за белокурые кудлы, Белокур Русаныч, не торопясь, ловкою хваткою подбросил в топку угля, потом, так же не торопясь стряхнув со штанов угольную пыль, поставил на топку чайник.

Гаврилов, не отрывая руки от рычага, прислушивался к ударам отработанного пара в дымовой трубе. Убедившись в правильной установке золотников и надлежащей плотности поршней, он коротко взглянул сначала на помощника, потом на чайник, и в его испитых, дымчатого цвета глазах блеснула улыбка: одобряю.

Мимо, подмигнув, пронесся светофор, проплыла водокачка, похожая на верблюда с гусиной шеей, и паровоз, шатаясь от бега, ворвался в неоглядную степь.

Над степью студенела заря, курились пахучие туманы, в туманах, невидимые, пиликали птахи.

— Опять на сутки впряглись! — прокричал от топки Русаныч, и машинист, невзирая на грохот и лязг по одному лишь движению губ разобрал каждое слово своего подручного.

— Бестолочь! — раскрыл он ответно рот. — Вчера подавали, сегодня увозим…

Русаныч махнул рукою:

— Время такое… Война на капитал!..

Последние слова помощник прокричал в окно, навстречу буйно крутящемуся ветру.

У Русаныча, вчерашнего деповского слесаря, за голенищем лежал малого калибра браунинг, а в груди колотилось неугомонное сердце, и он готов был о самом простом и будничном кричать и петь в это погожее утро, как молитву в детстве на клиросе.

А там, на Солонечной, по остынувшим за ночь путям уже танцевали маневровые паровозы, собирали в цепь вагоны и за ними, трубя в рожок, бегали невыспавшиеся сцепщики. Эвакуация станции началась.

profilib.org